Ключ 6. Петрушка
Уже в берлинском переводе Пиноккио иногда зовется Петрушкой — именно так, с большой буквы. Это не обобщенный фольклорный образ, а вполне конкретный персонаж русской кукольной пьесы. Петровский и Толстой наверняка позаимствовали его из балета Игоря Стравинского «Петрушка», поставленного дягилевской труппой «Русских сезонов» на сцене театра Шатле в июне 1911 года. «Петрушка» быстро стал символом русского авангарда и популяризовал все русское в Европе. Одна из последних сцен балета: Петрушка, только что умерщвленный, появляется живым и веселым — смерти нет, карнавал продолжается, Петрушка властвует над ним с высоты. Финальная сцена сказки Толстого — Буратино стоит над входом в свой театр. И содержательно, и по смыслу они похожи.
У Коллоди Пиноккио приходит в театр burattini, марионеток. У Толстого сам Буратино, «злой, гадкий Петрушка», становится героем сказки.
«Петрушка» Стравинского лег в основу культа марионеток, развернувшегося как раз тогда, когда Толстой работал над «Ключиком». Марионетка — одна из ключевых метафор символистов. Любовь Дмитриевна Блок вспоминала: «…Мне особенно, но и Саше , всегда казалось, что мы, напротив, игрушки в руках Рока, ведущего нас определенной дорогой. У меня даже была песенка, из какого-то водевиля:
Марионетки мы с тобою,
И нашей жизни дни не тяжки…
Саша иногда ею забавлялся, а иногда на нее сердился».
Кадр из балета «Золотой ключик». Источник
Глава 5Буратино едва не погибает по собственному легкомыслию. Папа Карло клеит ему одежду из цветной бумаги и покупает азбуку
После случая с Говорящим Сверчком в каморке под лестницей стало совсем скучно. День тянулся и тянулся. В животе у Буратино тоже было скучновато. Он закрыл глаза и вдруг увидел жареную курицу на тарелке.
Живо открыл глаза – курица на тарелке исчезла.
Он опять закрыл глаза – увидел тарелку с манной кашей пополам с малиновым вареньем.
Открыл глаза – нет тарелки с манной кашей пополам с малиновым вареньем. Тогда Буратино догадался, что ему ужасно хочется есть.
Он подбежал к очагу и сунул нос в кипящий на огне котелок, но длинный нос Буратино проткнул насквозь котелок, потому что, как мы знаем, и очаг, и огонь, и дым, и котелок были нарисованы бедным Карло на куске старого холста.
Буратино вытащил нос и поглядел в дырку – за холстом в стене было что-то похожее на небольшую дверцу, но там было так затянуто паутиной, что ничего не разобрать.
Буратино пошёл шарить по всем углам – не найдётся ли корочки хлебца или куриной косточки, обглоданной кошкой.
Ах, ничего-то, ничего-то не было у бедного Карло запасено на ужин!
Вдруг он увидел в корзинке со стружками куриное яйцо. Схватил его, поставил на подоконник и носом – тюк-тюк – разбил скорлупу.
Внутри яйца пискнул голосок:
– Спасибо, деревянный человечек!
Из разбитой скорлупы вылез цыплёнок с пухом вместо хвоста и с весёлыми глазами.
– До свиданья! Мама Кура давно меня ждёт на дворе.
И цыплёнок выскочил в окно – только его и видели.
– Ой, ой, – закричал Буратино, – есть хочу!..
День наконец кончил тянуться. В комнате стало сумеречно.
Буратино сидел около нарисованного огня и от голода потихоньку икал. Он увидел – из-под лестницы, из-под пола, показалась толстая голова. Высунулось, понюхало и вылезло серое животное на низких лапах.
Не спеша оно пошло к корзине со стружками, влезло туда, нюхая и шаря, – сердито зашуршало стружками. Должно быть, оно искало яйцо, которое разбил Буратино.
Потом оно вылезло из корзины и подошло к Буратино. Понюхало его, крутя чёрным носом с четырьмя длинными волосками с каждой стороны. От Буратино съестным не пахло – оно пошло мимо, таща за собой длинный тонкий хвост.
Ну как его было не схватить за хвост! Буратино сейчас же и схватил.
Это оказалась старая злая крыса Шушара.
С испугу она, как тень, кинулась было под лестницу, волоча Буратино, но увидела, что это всего-навсего деревянный мальчишка, – обернулась и с бешеной злобой набросилась, чтобы перегрызть ему горло.
Теперь уже Буратино испугался, отпустил холодный крысиный хвост и вспрыгнул на стул. Крыса – за ним.
Он со стула перескочил на подоконник. Крыса – за ним.
С подоконника он через всю каморку перелетел на стол. Крыса – за ним… И тут, на столе, она схватила Буратино за горло, повалила, держа его в зубах, соскочила на пол и поволокла под лестницу, в подполье.
– Папа Карло! – успел только пискнуть Буратино.
– Я здесь! – ответил громкий голос.
Дверь распахнулась, вошёл папа Карло. Стащил с ноги деревянный башмак и запустил им в крысу.
Шушара, выпустив деревянного мальчишку, скрипнула зубами и скрылась.
– Вот до чего доводит баловство! – проворчал папа Карло, поднимая с пола Буратино. Посмотрел, всё ли у него цело. Посадил его на колени, вынул из кармана луковку, очистил.
– На, ешь!..
Буратино вонзил голодные зубы в луковицу и съел её, хрустя и причмокивая. После этого стал тереться головой о щетинистую щёку папы Карло.
– Я буду умненький-благоразумненький, папа Карло… Говорящий Сверчок велел мне ходить в школу.
– Славно придумано, малыш…
– Папа Карло, но ведь я – голенький, деревянненький, мальчишки в школе меня засмеют.
– Эге, – сказал Карло и почесал щетинистый подбородок. – Ты прав, малыш!
Он зажёг лампу, взял ножницы, клей и обрывки цветной бумаги. Вырезал и склеил курточку из коричневой бумаги и ярко-зелёные штанишки. Смастерил туфли из старого голенища и шапочку – колпачком с кисточкой – из старого носка. Всё это надел на Буратино.
– Носи на здоровье!
– Папа Карло, – сказал Буратино, – а как же я пойду в школу без азбуки?
– Эге, ты прав, малыш…
Папа Карло почесал в затылке. Накинул на плечи свою единственную старую куртку и пошёл на улицу.
Он скоро вернулся, но без куртки. В руке он держал книжку с большими буквами и занимательными картинками.
– Вот тебе азбука. Учись на здоровье.
– Папа Карло, а где твоя куртка?
– Куртку-то я продал… Ничего, обойдусь и так… Только ты живи на здоровье.
Буратино уткнулся носом в добрые руки папы Карло.
– Выучусь, вырасту, куплю тебе тысячу новых курток…
У замочной скважины
В первоначальных вариантах «Золотого ключика» у книги имелся подзаголовок, указывавший на жанровую принадлежность текста: «Новый роман для детей и взрослых». Именно так произведение позиционировал Алексей Толстой. Детям Буратино понравился сразу, в редакцию «Пионерской правды» летели письма со всей страны, а нового выпуска с продолжением «Приключений Буратино» ждали, как ждут сейчас следующую серию популярных сериалов. Но что насчет взрослых?
Советская писательница Лидия Варковицкая оставила воспоминания о том, как слушала в доме художника Бронислава Малаховского, первого иллюстратора «Золотого ключика», авторское чтение сказки: «Алексей Николаевич сидел за большим обеденным столом, рядом с художником, который пробовал делать наброски будущих рисунков, но ему это плохо удавалось, потому что и он сам, и все присутствующие безудержно хохотали.
Золотой ключик или приключения Буратино
СТОЛЯРУ ДЖУЗЕППЕ ПОПАЛОСЬ ПОД РУКУ ПОЛЕНО, КОТОРОЕ ПИЩАЛО ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ГОЛОСОМ.
Давным-давно в городке на берегу Средиземного моря жил старый столяр Джузеппе, по прозванию Сизый Нос. Однажды ему попалось под руку полено, обыкновенное полено для топки очага в зимнее время. — Неплохая вещь, — сказал сам себе Джузеппе, — можно смастерить из него что-нибудь вроде ножки для стола… Джузеппе надел очки, обмотанные бечевкой, — так как очки были тоже старые, — повертел в руке полено и начал его тесать топориком. Но только он начал тесать, чей-то необыкновенно тоненький голосок пропищал: — Ой-ой, потише, пожалуйста! Джузеппе сдвинул очки на кончик носа, стал оглядывать мастерскую, никого… Он заглянул под верстак, — никого… Он посмотрел в корзине со стружками, — никого… Он высунул голову за дверь, — никого на улице… «Неужели мне почудилось? — подумал Джузеппе. — Кто бы это мог пищать?..» Он опять взял топорик и опять, — только ударил по полену… — Ой, больно же, говорю! — завыл тоненький голосок. На этот раз Джузеппе испугался не на шутку, у него даже вспотели очки… Он осмотрел все углы в комнате, залез даже в очаг и, свернув голову, долго смотрел в трубу. — Нет никого… «Может быть, я выпил чего-нибудь неподходящего и у меня звенит в ушах?» — размышлял про себя Джузеппе… Нет, сегодня он ничего неподходящего не пил… Немного успокоясь, Джузеппе взял рубанок, стукнул молотком по задней его части, чтобы в меру — не слишком много и не слишком мало — вылезло лезвие, положил полено на верстак и только повел стружку… — Ой, ой, ой, ой, слушайте, чего вы щиплетесь? — отчаянно запищал тоненький голосок… Джузеппе уронил рубанок, попятился, попятился и сел прямо на пол: он догадался, что тоненький голосок шел изнутри полена.
ДЖУЗЕППЕ ДАРИТ ГОВОРЯЩЕЕ ПОЛЕНО СВОЕМУ ДРУГУ КАРЛО
В это время к Джузеппе зашел его старинный приятель, шарманщик, по имени Карло. Когда-то Карло в широкополой шляпе ходил с прекрасной шарманкой по городам и пением и музыкой добывал себе на хлеб. Сейчас Карло был уже стар и болен, и шарманка его давно сломалась. — Здравствуй, Джузеппе, — сказал он, зайдя в мастерскую. — Что ты сидишь на полу? — А я, видишь ли, потерял маленький винтик… Да ну его! — ответил Джузеппе и покосился на полено. — Ну, а ты как живешь, старина? — Плохо, — ответил Карло. — Все думаю — чем бы мне заработать на хлеб… Хоть бы ты мне помог, посоветовал бы, что ли… — Чего проще, — сказал весело Джузеппе и подумал про себя: «Отделаюсь-ка я сейчас от этого проклятого полена». — Чего проще: видишь лежит на верстаке превосходное полено, возьми-ка ты это полено, Карло, и отнеси домой… — Э-хе-хе, — уныло ответил Карло, — что же дальше-то? Принесу я домой полено, а у меня даже и очага в каморке нет. — Я тебе дело говорю, Карло… Возьми ножик, вырежь из этого полена куклу, научи ее говорить всякие смешные слова, петь и танцевать, да и носи по дворам. Заработаешь на кусок хлеба и на стаканчик вина. В это время на верстаке, где лежало полено, пискнул веселый голосок: — Браво, прекрасно придумано, Сизый Нос! Джузеппе опять затрясся от страха, а Карло только удивленно оглядывался, — откуда голос? — Ну, спасибо, Джузеппе, что посоветовал. Давай, пожалуй, твое полено. Тогда Джузеппе схватил полено и поскорее сунул его другу. Но то ли он неловко сунул, то ли оно само подскочило и стукнуло Карло по голове. — Ах, вот какие твои подарки! — обиженно крикнул Карло. — Прости, дружище, это не я тебя стукнул. — Значит, я сам себя стукнул по голове? — Нет, дружище, — должно быть, само полено тебя стукнуло. — Врешь, ты стукнул… — Нет, не я… — Я знал, что ты пьяница, Сизый Нос, — сказал Карло, — а ты еще и лгун. — Ах, ты ругаться! — крикнул Джузеппе. — Ну-ка, подойди ближе!.. — Сам подойди ближе, я тебя схвачу за нос!.. Оба старика надулись и начали наскакивать друг на друга. Карло схватил Джузеппе за сизый нос. Джузеппе схватил Карло за седые волосы, росшие около ушей. После этого они начали здорово тузить друг друга под микитки. Пронзительный голосок на верстаке в это время пищал и подначивал: — Вали, вали хорошенько! Наконец старики устали и запыхались. Джузеппе сказал: — Давай помиримся, что ли… Карло ответил: — Ну что ж, давай помиримся… Старики поцеловались. Карло взял полено под мышку и пошел домой.
Страницы: 1
Глава 2
Джузеппе дарит говорящее полено своему другу Карло
В это время к Джузеппе зашел его старинный приятель, шарманщик, по имени Карло. Когда-то Карло в широкополой шляпе ходил с прекрасной шарманкой по городам и пением и музыкой добывал себе на хлеб. Сейчас Карло был уже стар и болен, и шарманка его давно сломалась.
— Здравствуй, Джузеппе, — сказал он, зайдя в мастерскую.
— Что ты сидишь на полу?
— А я, видишь ли, потерял маленький винтик… Да ну его! — ответил Джузеппе и покосился на полено. — Ну, а ты как живешь, старина?
— Плохо, — ответил Карло. — Все думаю — чем бы мне заработать на хлеб… Хоть бы ты мне помог, посоветовал бы, что ли…
— Чего проще, — сказал весело Джузеппе и подумал про себя: «Отделаюсь я сейчас от этого проклятого полена». — Чего проще: видишь — лежит на верстаке превосходное полено, возьми-ка ты это полено, Карло, и отнеси домой…
— Э-хе-хе, — уныло ответил Карло, — что же дальше-то? Принесу я домой полено, а у меня даже и очага в каморке нет.
— Я тебе дело говорю, Карло… Возьми ножик, вырежи из этого полена куклу, научи ее говорить всякие смешные слова, петь и танцевать, да и носи по дворам. Заработаешь на кусок хлеба и на стаканчик вина.
В это время на верстаке, где лежало полено, пискнул веселый голосок:
— Браво, прекрасно придумано, Сизый Нос!
Джузеппе опять затрясся от страха, а Карло только удивленно оглядывался, — откуда голос?
— Ну, спасибо, Джузеппе, что посоветовал. Давай, пожалуй, твое полено.
Тогда Джузеппе схватил полено и поскорее сунул его другу. Но то ли он неловко сунул, то ли оно само подскочило и стукнуло Карло по голове.
— Ах, вот какие твои подарки! — обиженно крикнул Карло.
— Прости, дружище, это не я тебя стукнул.
— Значит, я сам себя стукнул по голове?
— Нет, дружище, — должно быть, само полено тебя стукнуло.
— Врешь, ты стукнул…
— Нет, не я…
— Я знал, что ты пьяница, Сизый Нос, — сказал Карло, — а ты еще и лгун.
— Ах, ты ругаться! — крикнул Джузеппе. — Ну-ка, подойди ближе!..
— Сам подойди ближе, я тебя схвачу за нос!..
Оба старика надулись и начали наскакивать друг на друга. Карло схватил Джузеппе за сизый нос. Джузеппе схватил Карло за седые волосы, росшие около ушей.
После этого они начали здорово тузить друг друга под микитки. Пронзительный голосок на верстаке в это время пищал и подначивал:
— Вали, вали хорошенько!
Наконец старики устали и запыхались. Джузеппе сказал:
— Давай помиримся, что ли…
Карло ответил:
— Ну что ж, давай помиримся…
Старики поцеловались. Карло взял полено под мышку и пошел домой.
Ключ 13. Ключи
Главный символ романа — золотой ключик. Он открывает дверь в удивительную страну. Ключ как художественный образ имеет богатую историю. Во-первых, в качестве духовного символа. Огромные ключи держали в руках египетские боги, римский Янус владел ключами дня и ночи, апостол Петр открывал и закрывал ключами небо. В Коране Шахада (свидетельство веры) — ключ от рая. Ремизов, один из учителей Толстого, в книге «Лимонарь» (1907) писал следующее:
«С золотыми ключами теперь Иуде всюду дорога.
Всякий теперь за Петра примет.
Легко прошел Иуда васильковый путь; подшвыривал яблоко, подхватывал другой рукой, гремел ключами.
Так добрался злонравный до райских врат.
И запели золотые ключи, — пели райские, отворяли врата. Дело сделано».
Во-вторых, ключи — известное теософское понятие, отсылающее к оккультным и магическим практикам. Блаватская трактует ключ как символ безмолвия. Толстой знал о теософской традиции: вероятнее всего, ему рассказывал о ней ее поклонник и масон Максимилиан Волошин. Ключ был важным символом и у масонов, он открывал путь к Ложе, подчеркивал особые знания. Интересно, что даже одна из российских масонских лож XVIII века носила название «Золотой ключ». В-третьих, ключ — поэтический образ любви. Например, у Блока: «Ты дала мне в руки серебряный ключик, и владел я сердцем твоим».
В-четвертых, ключами (и именно золотыми) пользуется другая героиня важной детской сказки — девочка Алиса: «На столе ничего не было, кроме маленького золотого ключика, и Алисе тотчас же пришло в голову, что ключик от одной из дверей. Но увы! или замочные скважины были слишком велики, или ключик был слишком мал, только им нельзя было открыть ни одной из дверей
Но, обходя двери вторично, Алиса обратила внимание на маленькую занавесочку, которой не заметила раньше, и за этой занавесочкой нашла маленькую дверку, около пятнадцати дюймов высоты. Она попробовала отпереть дверцу золотым ключиком, и, к ее великой радости, ключик подошел»
В сказке Толстого ключик несет сразу все эти значения. Он и открывает, и ведет, и заставляет молчать, и свидетельствует о любви. Он соединяет персонажей, формирует арку этой истории. И, конечно, он ведет в толщу земли и открывает страну счастья, где никто никогда не грустит.
Ключ 1. Предисловие
В окончательном варианте сказки Алексей Толстой убрал подзаголовок. Вместо него появилось предисловие, объясняющее читателю некоторые важные моменты, включая самый щепетильный — неоспоримое сходство толстовской сказки с известным итальянским произведением «Приключения Пиноккио».
Приведем текст этого предисловия: «Когда я был маленький, — очень, очень давно, — я читал одну книжку: она называлась „Пиноккио, или Похождения деревянной куклы“ (деревянная кукла по-итальянски — буратино).
Я часто рассказывал моим товарищам, девочкам и мальчикам, занимательные приключения Буратино. Но так как книжка потерялась, то я рассказывал каждый раз по-разному, выдумывал такие похождения, каких в книге совсем и не было.
Теперь, через много-много лет, я припомнил моего старого друга Буратино и надумал рассказать вам, девочки и мальчики, необычайную историю про этого деревянного человечка».
Глава 7
Во время представления комедии куклы узнают Буратино
Буратино сел в первом ряду и с восторгом глядел на опущенный занавес.
На занавесе были нарисованы танцующие человечки, девочки в черных масках, страшные бородатые люди в колпаках со звездами, солнце, похожее на блин с носом и глазами, и другие занимательные картинки.
Три раза ударили в колокол, и занавес поднялся.
На маленькой сцене справа и слева стояли картонные деревья. Над ними висел фонарь в виде луны и отражался в кусочке зеркала, на котором плавали два лебедя, сделанные из ваты, с золотыми носами.
Из-за картонного дерева появился маленький человечек в длинной белой рубашке с длинными рукавами. Его лицо было обсыпано пудрой, белой, как зубной порошок. Он поклонился почтеннейшей публике и сказал грустно:
— Здравствуйте, меня зовут Пьеро… Сейчас мы разыграем перед вами комедию под названием: «Девочка с голубыми волосами, или Тридцать три подзатыльника». Меня будут колотить палкой, давать пощечины и подзатыльники. Это очень смешная комедия…
Из-за другого картонного дерева выскочил другой человек, весь клетчатый, как шахматная доска. Он поклонился почтеннейшей публике:
— Здравствуйте, я — Арлекин!
После этого обернулся к Пьеро и отпустил ему две пощечины, такие звонкие, что у того со щек посыпалась пудра.
— Ты чего хнычешь, дуралей?
— Я грустный потому, что я хочу жениться, — ответил Пьеро.
— А почему ты не женился?
— Потому что моя невеста от меня убежала…
— Ха-ха-ха, — покатился со смеху Арлекин, — видели дуралея!..
Он схватил палку и отколотил Пьеро.
— Как зовут твою невесту?
— А ты не будешь больше драться?
— Ну нет, я еще только начал.
— В таком случае, ее зовут Мальвина, или девочка с голубыми волосами.
— Ха-ха-ха! — опять покатился Арлекин и отпустил Пьеро три подзатыльника. — Послушайте, почтеннейшая публика… Да разве бывают девочки с голубыми волосами?
Но тут он, повернувшись к публике, вдруг увидел на передней скамейке деревянного мальчишку со ртом до ушей, с длинным носом, в колпачке с кисточкой…
— Глядите, это Буратино! — закричал Арлекин, указывая на него пальцем.
— Живой Буратино! — завопил Пьеро, взмахивая длинными рукавами.
Из-за картонных деревьев выскочило множество кукол — девочки в черных масках, страшные бородачи в колпаках, мохнатые собаки с пуговицами вместо глаз, горбуны с носами, похожими на огурец…
Все они подбежали к свечам, стоявшим вдоль рампы, и, вглядываясь, затараторили:
— Это Буратино! Это Буратино! К нам, к нам, веселый плутишка Буратино!
Тогда он с лавки прыгнул на суфлерскую будку, а с нее на сцену.
Куклы схватили его, начали обнимать, целовать, щипать… Потом все куклы запели «Польку Птичку»:
Птичка польку танцевалаНа лужайке в ранний час.Нос налево, хвост направо, -Это полька Карабас.Два жука — на барабане,Дует жаба в контрабас.Нос налево, хвост направо, -Это полька Барабас.Птичка польку танцевала,Потому что весела.Нос налево, хвост направо, -Вот так полечка была.
Зрители были растроганы. Одна кормилица даже прослезилась. Один пожарный плакал навзрыд.
Только мальчишки на задних скамейках сердились и топали ногами:
— Довольно лизаться, не маленькие, продолжайте представление!
Услышав весь этот шум, из-за сцены высунулся человек, такой страшный с виду, что можно было окоченеть от ужаса при одном взгляде на него.
Густая нечесаная борода его волочилась по полу, выпученные глаза вращались, огромный рот лязгал зубами, будто это был не человек, а крокодил. В руке он держал семихвостую плетку.
Это был хозяин кукольного театра, доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас.
— Га-га-га, гу-гу-гу! — заревел он на Буратино. — Так это ты помешал представлению моей прекрасной комедии?
Он схватил Буратино, отнес в кладовую театра и повесил на гвоздь. Вернувшись, погрозил куклам семихвостой плеткой, чтобы они продолжали представление.
Куклы кое-как закончили комедию, занавес закрылся, зрители разошлись.
Доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас пошел на кухню ужинать.
Сунув нижнюю часть бороды в карман, чтобы не мешала, он сел перед очагом, где на вертеле жарились целый кролик и два цыпленка.
Помуслив пальцы, он потрогал жаркое, и оно показалось ему сырым.
В очаге было мало дров. Тогда он три раза хлопнул в ладоши.
Вбежали Арлекин и Пьеро.
— Принесите-ка мне этого бездельника Буратино, — сказал синьор Карабас Барабас. — Он сделан из сухого дерева, я его подкину в огонь, мое жаркое живо зажарится.
Арлекин и Пьеро упали на колени, умоляли пощадить несчастного Буратино.
— А где моя плетка? — закричал Карабас Барабас.
Тогда они, рыдая, пошли в кладовую, сняли с гвоздя Буратино и приволокли на кухню.
Ключ 5. Маршак
В декабре 1934 года, во время работы над «Золотым ключиком», Толстой перенес инфаркт. Писатель Н. Никитин вспоминал, что Алексей Николаевич даже в дни болезни не терял интереса к сюжету: «С ним случилось что-то вроде удара. Боялись за его жизнь. Но через несколько дней, лежа в постели, приладив папку у себя на коленях, как пюпитр, он уже работал над „Золотым ключиком“, делая сказку для детей. Подобно природе, он не терпел пустоты. Он уже увлекался.
— Это чудовищно интересно, — убеждал он меня. — Этот Буратино… Превосходный сюжет! Надо написать, пока этого не сделал Маршак.
Он захохотал».
Казалось бы, причем тут Маршак? Дело в том, что он был в то время консультантом детской редакции Ленинградского отделения Государственного издательства, а неформально — просто лидером детской литературы в России. Естественно, что, взявшись за детскую прозу, Толстой пришел к нему.
Сам Маршак вспоминает: «Он (Алексей Толстой — прим. ред.) принес в редакцию перевод итальянской повести Коллоди „Приключения Пиноккио“. Эта повесть, впервые вышедшая в русском переводе еще до революции, почему-то не пользовалась у нас таким успехом, как на Западе. Не знаю, завоевала ли бы она любовь в этом новом переводе, но мне казалось, что такой мастер, как Алексей Толстой, мог бы проявить себя гораздо ярче и полнее в свободном пересказе повести, чем в переводе… А. Н. Толстой взялся за работу с большим аппетитом. Он как бы играл с читателем в какую-то веселую игру, доставлявшую удовольствие прежде всего ему самому».
Ключ 4. Задание партии
Сперва Советский Союз не любил сказок. С 1923 года он проводил антисказочную кампанию — она началась с циркуляра Главлита, запретившего произведения с враждебной пролетариату идеологией, в том числе детские. Считалось, что воспевающие жизнь королей или принцев сказки вредны советскому юношеству. Вышли книга «О вреде сказок» и трактат «Нужна ли сказка пролетарскому ребенку», на конференциях звучали лозунги вроде «Долой сказки». А потом опубликовали «Золотой ключик». И все изменилось.
Критик А. Александров писал: «Сейчас этот период уже канул в прошлое. Репутация сказки реабилитирована. Детиздат понемногу включает лучшие образцы сказочной литературы в свои планы. Создаются и новые сказки. Среди них одно из первых мест бесспорно принадлежит новой книжке Алексея Толстого».
26 мая 1935 года «Вечерняя красная газета» сообщила, что писатель Алексей Толстой закончил детскую сказку про деревянного человечка. Там же упомянули, что в центре повествования «главный персонаж старинного итальянского кукольного театра, по образу и характеру своему соответствующий нашему Петрушке», но к этому мы вернемся позднее.
В газете «Пионерская правда» произведение начали публиковать с декабря 1935 года. А в марте 1936 года в Москве прошло совещание, на котором обсуждалась специфика и нужды детской литературы. Председатель Наркомпроса и секретарь ЦК партии Андрей Андреев обратился к Толстому с просьбой, чтобы «взрослые» писатели включились в процесс создания советской детской прозы. Уже в июне 1936 года в «Правде» Виктор Шкловский написал, что «Алексей Толстой, автор превосходной книги „Детство Никиты“, очень нужен детской литературе».
Критики сошлись на том, что Толстой создал новый жанр — сказочную повесть. Он не просто обыграл известный сюжет, но и адаптировал его под проблематику современности.
Ключ 11. Коротенькие мысли
Алексей Толстой работал над романом в 1935 году — и в это же время сблизился с Горьким. Бывал у него в Горках, влюбился в Надежду Пешкову, невестку писателя, роковую женщину, все романы которой заканчивались арестом и расстрелом избранников. Отношение Толстого к Горькому было противоречивым. Семья Толстого упоминала эпизод, когда Алексей Николаевич, ценивший «Детство» и «На дне», спросил о «Жизни Клима Самгина»: «Как он мог написать такой плохой роман?!» Толстой как будто бы любил и не любил Горького одновременно.
Черепаха Тортила называет Буратино деревянным дурачком «с коротенькими мыслями». В 1909 году именно это словосочетание, «коротенькие мысли», упомянул приятель Толстого Георгий Чулков в статье о Горьком: «Когда прислушиваешься к этим внятным и живым словам, как будто видишь человека, бежавшего из тюрьмы: около трех лет (боюсь перепутать сроки) Максим Горький сидел за тюремной решеткой коротеньких мыслей о своем бутафорском безличном человеке. Теперь, слава Богу, он вновь полюбил землю». Упоминание Толстым этих же «коротеньких мыслей» вряд ли можно считать враждебной шпилькой. Скорее — озорной иронией, дружеской колкостью.
Ключ 12. Барсучья нора (Мандельштам)
«Губернатор Лис, тоже отчаянный трус, с визгом кинулся удирать по косогору и тут же залез в барсучью нору. Там ему пришлось не сладко: барсуки сурово расправляются с такими гостями». Эту сцену вполне можно было бы оставить без внимания, если бы статья поэта Осипа Мандельштама об Александре Блоке, напечатанная в 1922 году, не называлась точно так же — «Барсучья нора». Она начинается так: «Первая годовщина смерти Блока должна быть скромной: 7 августа только начинает жить в русском календаре».
Затем Мандельштам пишет: «Блок был человеком девятнадцатого века и знал, что дни его столетия сочтены. Он жадно расширял и углублял свой внутренний мир во времени, подобно тому, как барсук роется в земле, устраивая свое жилище, прокладывая из него два выхода. Век — барсучья нора, и человек своего века живет и движется в скупо отмеренном пространстве, лихорадочно стремится расширить свои владения и больше всего дорожит выходами из подземной норы. И, движимый этим барсучьим инстинктом, Блок углублял свое поэтическое знание девятнадцатого века. Английский и германский романтизм, голубой цветок Новалиса, ирония Гейне, почти пушкинская жажда прикоснуться горячими устами к утоляющим в своей чистоте и разобщенности отдельно бьющим ключам европейского народного творчества: английского, французского, германского — издавна мучила Блока».