Евгений пермякна все цвета радуги (сборник)

Читаем с интересом — Рассказ На все цвета радуги читать онлайн полностью, Евгений Пермяк

На свете жил чудесный певец. Он пел не только задушевно, от всего сердца, но и красочно — на все цвета радуги.

Его разноцветные песни были так хороши, что вскоре он стал самым любимым народным певцом.

Между тем певец не был счастлив…

Он не был счастлив потому, что ему ни разу не удалось спеть такую песню, которая бы понравилась всем. Всем без исключения.

Когда он пел розовую песню с весенне-зеленым отливом и алмазно-росяными искорками, его, затаив дыхание, слушали все юноши и все девушки. А старики проходили мимо. Вздыхая, они считали весеннюю песню то слишком розовой, то чрезмерно зеленой.

Когда же певец пел алую песню с синей каймой раздумья и серебристыми прожилками мудрости, тогда все люди средних лет распахивали настежь окна своих душ и двери своих сердец. Зато малолетки не обращали на эту песню никакого внимания. Потому что они любили песни ярких цветов и четкой раскраски. Игривые. Узорчатые. Даже клетчатые. И для них приходилось петь особо, как и для стариков. Этим нравились песни строгих расцветок и глубоких колеров.

Разные песни оценивались различно людьми не только по их возрасту, но и по характеру. Весельчаки любили канареечно-желтые, лихо-малиновые и пунцовые песни. Угрюмым нравились песни темно-коричневых и вишнево-лиловых тонов. Ветреные и легкомысленные люди обожали песни любого цвета, лишь бы они были пестры и нарядны…

До седых волос певец добивался такой песни, которая бы полюбилась всем. И старым и малым. Жизнерадостным и печальным. Задумчивым и бездумным. Из его светлой души вылетали звонкие жар-птицы изумительной красоты звучания. Ими любовались тысячи людей, но каждый раз находились такие ценители, которые выискивали в песне изъяны. Более того — они глумились над нею и даже втаптывали ее в грязь.

Наконец это стало невыносимым, и певец перестал петь.

— Значит, я плохо пел, коли не сумел заставить всех полюбить хотя бы одну мою песню, — жаловался на себя, на свой голос певец.

Он жаловался так громко и так жестоко казнил свои песни, что его услышало солнце. Услышав, оно ласково улыбнулось с высоты и осветило певца золотыми лучами.

— Мой названый брат, — сказало солнце. — Тысячи лет я раскрашиваю землю в неисчислимые цвета и оттенки, а угодить на всех не могу. Потому что каждому нравится свое. И это очень хорошо.

— Что же в этом хорошего? — негодуя, воскликнул певец.

— Милый мой! Если бы всем нравилось одно и то же, тогда бы остановилась жизнь в однообразии вкусов, в тождестве чувств, в ограниченности стремлений. Тогда бы тебе незачем было искать новые песни, а мне — каждый день по-новому всходить.

Так сказало солнце, окрашивая своей живительной улыбкой в тысячи тысяч цветов и оттенков нашу землю.

От этого на душе певца стало светло и радостно. Ему захотелось походить на солнце. И он снова запел свои песни на все цвета радуги.

И очень хорошо. Какая кому нравится, тот ту и слушай. И если из сотен его песен кому-то понравится только одна, — значит, певец не зря прожил жизнь, не зря вдохновлялся солнцем.

Did you find apk for android? You can find new Free Android Games and apps.

Луна, Лужица и Бельмо на вороньем глазу.

Однажды ночью одноглазая Ворона сделала крупные открытия. Вечером над лесом поднялась полная, румяная Луна.

— Посмотрите, какая я большая! — сказала Луна. — Я больше солнца.

— Да, это так! — подтвердила одноглазая Ворона, заночевавшая на дереве близ болота.

К полуночи Луна отразилась в маленькой болотной Лужице. Тогда Лужица обрадованно воскликнула:

— Смотрите, а я, оказывается, больше Луны! Луна полностью уместилась в моих берегах, да еще осталось достаточно места для звезд.

— Да, это верно, — согласилась одноглазая Ворона и принялась размышлять. — Если Луна, отразившись в тебе, уместилась в твоих берегах и осталось еще место для звезд, ты больше ее. Но мой глаз больше тебя.

— Это каким образом? — спросила болотная Лужица.

— Очень просто, — сказала одноглазая Ворона. — Ты, Лужица, умещаешься в моем глазу вместе с луной и звездами, да еще остается место, чтобы уместить все болото.

Бельмо, сидевшее на левом глазу Вороны, важно сказало:

— Самое большое в мире это я. Стоит мне пересесть на твой правый зрячий глаз, Ворона, и я закрою не только Лужицу с Луной, но и весь мир.

— Да, это правда, — еще раз согласилась Ворона и снова принялась рассуждать о величайших открытиях, которые были ею сделаны в эту ночь.

Пять зерен.

Получается на белом свете и так: родится сказка, поживет среди людей и умрет. Или заснет. Спит год, другой… Сто лет спит. Двести спит. Спит до тех пор, пока ее жизнь не разбудит.

Именно так было и с этой сказкой. Она очень долго спала, и ее разбудили, затем переодели в новое платье, потому что старое, в котором она уснула, оказалось весьма обветшалым. Посмотрите, как эта разбуженная и переодетая сказка выглядит теперь. Тсс… Она начинает сказываться…

Шел молдаванин Ион через русскую землю да и притомился. Заночевал у русского мужика Ивана. Хлебосолен был Иван, да беден. А для гостя ничего не пожалел. Последний горшок молока на стол выставил. Из последнего пятка яиц яичницу зажарил. Последнюю свинку прирезал. На славу угостил. Наелся, напился молдаванин Ион, выспался. Сил набрался, в дорогу собрался, прощаться с Иваном начал:

— Добрый ты человек, Иван, великого ты народа сын. Хоть и не богат я, а хочу вознаградить тебя, чтобы ты меня не забыл и народ твой обо мне помнил.

Сказал так молдаванин Ион и вынул пять зерен. Вынул и говорит:

— Это первое зерно за горшок молока. Пусть оно у тебя никогда не переводится. Весной посеешь зерно, по осени молоко вырастет.

Подал Ион Ивану второе зерно:

— За яичницу это зерно. Посеешь его по весне, по осени оно курицами заквохчет, гусями загогочет.

Подал Ион Ивану третье зерно:

— Не пожалел ты для меня последней свинки. Пусть у тебя из этого зерна стадо свиней вырастет.

Подал Ион Ивану четвертое зерно:

— Не просил я у тебя шерстяные рукавички, ты сам понял, что зимой худо мне без рукавиц придется. Пусть это четвертое зерно овцами вырастет, шерстью обернется.

Подал Ион Ивану пятое зерно и сказал:

— А это пятое зерно самое главное. Памятное зерно. Что вырастет из него — своему народу раздай. Народ век тебя не забудет, сказку про тебя сложит и меня в этой сказке вспомнит.

Взял Иван зерна и спрашивает:

— Как называются эти всемогущие зерна, Ион, из которых молоко, куры, гуси, свинки, овцы растут?

— Называются они в молдавской земле папушой. А как в твоей земле их звать будут, не мне про то знать.

Сказал так Ион, простился с Иваном и в путь-дорогу отправился.

Минула осень, прошла зима, пришли красные дни весны. Хорошо взрыхлил землю Иван и зерна посеял. Посеял зерна и принялся ждать, когда они молоком нальются, нестись начнут, свинками, овцами вырастут.

Смеется народ над Иваном:

— Слыхано ли дело, чтобы молоко в поле росло?

— Небывалое дело, чтобы зерно поросятами поросилось.

— Как ты, Иван, мог поверить прохожему? В поле лен-конопля растет, а не овечья шерсть.

Молчит Иван, а с поля не уходит. Молочные, яичные, свиные, шерстяные всходы ждет.

Пришло время, проклюнулись ростки и так ходко в рост пошли, как ни одно дерево не росло. Могучие зеленя, высокие стебли. Сбежался народ — глазам не верит. По два, по три колоса на каждом стебле. Невиданные колосья — по хорошему огурцу. По пятьсот, по тысяче зерен в колосе. И каждый колос — на свой голос. Один коровушкой мычит, другой курицами квохчет, гусями гогочет, третий свинками хрюкает, четвертый овцами блеет, пятый для добрых людей семенным белояровым зерном зреет.

— Вот так папушой! Всемогущий папушой!

Много ли, мало ли лет прошло, зазеленели наши поля высоченным папушоем. Лесом стоит. Бором шумит. Народ веселит.

Стал папушой кормить сочным листом коров, а коровы доить густым молоком. Вырастил папушой своим сытным зерном жирных свинок, кур, гусей. Едят папушой бараны и овцы. Густо обросли они мягкой шерстью.

Добрую сказку сложили про мужика Ивана, что вырастил на Руси всемогущий папушой, и молдаванина Иона хорошим словом за пять зерен вспомнили.

Далеко пошел всемогущий богатырь папушой. Во все края он, кормилец, шагнул. Только в наших краях папушой новое имя получил. Белояровой пшеницей его зовут, кукурузой называют.

Вот какой теперь стала жить и сказываться старая сказка в новом платье. Пожелаем ей долгих дней. Обережем ее от нерадивого пахаря, темного знахаря и пустого бахаря. Пусть живет она на устах добрых, смелых, настойчивых и трудолюбивых людей.

Удочеренная яблонька.

Тихо росла, жидко цвела лесная яблонька. Зато не боялась она ни жары, ни холода, ни ветров, ни пурги. А любить ее никто не любил, миловать не миловал и добрым словом не жаловал. Потому что яблоки у нее были жесткие, да кислые, да мелкие.

— Кому я такая нужна? — жаловалась ветру яблоня. — На что мои сильные корни, закаленные ветви и крепкий ствол? Уж лучше бы мне уродиться липой или сосной. Стала бы я жить бревном в избе или на худой конец скамейкой. Как-никак на людях.

Горевала так она не один год, оплакивала свою судьбу, да счастливый день выдался. Прохожий человек на нее залюбовался.

— Ах, какая у тебя крона богатая! Какая ты из себя могучая! До чего ты сильна, яблонька! Дикой красоты красавица.

Как услышала эти ласковые слова яблонька, зашелестела, листочки отряхивать стала, ветки оправлять и весело засмеялась.

— Очень приятно, прохожий человек, что я вам понравилась. Премного благодарна.

— Да за что же благодарить меня, милая? — говорит прохожий человек. — Не по моей воле ты такая, а сама по себе. Не хочешь ли ты, яблонька, ко мне перебраться на жительство? Я тебя удочерю. Воспитаю. Выращу. Свое имя-фамилию дам.

— Да я с превеликим. Хоть сейчас. Выкапывайте, пожалуйста.

А прохожий человек улыбнулся да и сказал:

— Корни боюсь повредить. Осенью жди меня.

Очей не смыкала, ночей не спала яблонька. Дождалась осени. Пришли люди. Обкопали корни. Ящик подвели. Вагами подняли ящик с яблоней на телегу и перевезли дикую красавицу в большой фруктовый сад.

Недружелюбно приняли новую подругу-дикарку знаменитые садовые яблони. Пересмешничали. Одна из них говорит:

— Зря вы, яблони, груши, вишни, смеетесь над ней. Она еще покажет себя. Как бы нам, на нее глядючи, завидовать не пришлось.

Хорошо перезимовала яблоня, только по весне многих веток не досчиталась. Сильно обрезал ее названый отец. Но она крепкая была. От природы здоровая и стойкая. Переболела за лето и хорошо на новой садовой земле принялась. Опять к ней ее названый отец с ножом пришел.

— Не бойся, — говорит он, — милая доченька. Боли большой не сделаю. Как оспу привью.

Сказал он так и стал прививать на ее могучие ветви молодые побеги незнаемо дальних яблонь, растущих по берегам теплых морей. Хорошо привил старик. Научно.

Опять солнце, ходя по небу, стало отсчитывать дни и месяцы. Обросла яблоня новыми ветками с новой листвой, не похожей на старую, а через год, через два зацвела яблоня невиданно крупными цветами. Много людей приходило в сад дивоваться этим цветением. Еще больше пришло людей пробовать крупные, сладкие, сочные яблоки. Хвалят. Поздравляют садовода. Едят вкусные яблоки, а семечки яблочные не выбрасывают. В бумажные пакетики бережно прячут.

Завидуют лесной красавице садовые яблони. Не хотят признавать дикарку именитой чудо-яблоней.

— Посмотрим еще, как перезимуют в большие морозы ее новые ветки, привыкшие к нежным ветрам да теплым лучам. Тогда и скажем свое слово.

Особенно сомневалась в этом прославленная Антоновка. Да и не только она. Люди тоже опасения высказывали. И сам садовод хоть и верил в могучее лесное здоровье удочеренной яблони, а побаивался лютого яблоневого врага — мороза.

Сильные ударили морозы в эту зиму. Воробьев на лету замораживали морозы. Дышать было трудно. А яблоню им заморозить не удалось. Не удалось им ее лесную силу пересилить.

Год от году пышнее цвела, обильнее плодоносила преображенная яблонька-дочь — яблоня-мать сотен и тысяч деревьев, составивших новые сады.

Теперь-то уж, конечно, она состарилась и стала бабушкой, но все еще цветет неувядаемой памятью по своем отце, великом ученом и труженике, удочерившем дикую яблоню.

NOVLIT.ru

1

— Заезжала тут недавно к родне в деревню, видела там такую сцену. Мальчишка, чуть не плача, рассказывает отцу, что двойку получил, а тому — до лампочки! Стоит – лыбится, на магазин всё посматривает. Так туда и пошёл. Известное дело… И так мне парнишку жалко стало! В конце концов, устанет он от повального равнодушия; засосёт его болото, а там, глядишь, подрастёт — и сам на магазин посматривать будет. Обидно.

2

— Ой, Вера, а икры нет; Клюеву вчера последнюю продала, полгода банка лежала – никто не брал. Клюев уж и не знал, как выпендриться! И то купит, и это… Я спрашиваю: «Что за праздник?», а он: «Колька первую двойку получил. Отмечать будем!». Хвастает, значит, что сын учится хорошо. А Кольке неудобно за него; встал у двери, смутился. Всё у этих Клюевых не как у людей – корчат из себя, корчат… Проще надо!

3

— Ну, как тут не ругаться?! Послала его поросят купить, а он все деньги в магазине спустил. Добро бы, что путное взял, а то ведь понабрал ерунды всякой: на раз поесть. У меня день был очень плотно расписан – пришлось всё бросить ради их торжества. Дети, конечно, обрадовались. Коля поначалу сильно из-за двойки расстроился; пришёл – сам не свой. Признаться, ни ожидала. Я уж у него и не спрашиваю ничего. Зачем соль на рану сыпать. Петьке то (меньшому) тому хоть двойка, хоть пятёрка, хоть кол – всё едино. Петька у нас без сантиментов. Успокаивал меня: «Не всё, мама, деньгами можно измерить». Яйцо курицу учит. А в целом они правы: отдыхать тоже надо! Хотя бы иногда. Возьмём поросят попозже.

4

— Я ничего не могу понять! Вообще!!! Когда я не выучу уроки, — меня воспитывают, понимаешь. А вот Колька двойку схватил – пир до потолка! Всем хорошо и весело. Это по-каковски?! Нет, я не жалуюсь и не обижаюсь. На что обижаться то? Всё ништяк! Время провели отлично! Особенно мне понравились песни ночью у костра. Спасибо Кольке два раза! За двойку и за гитару (он на гитаре играть большой мастак!).

5

— Бывает, готовишься, готовишься к какому-нибудь празднику или событию, а всё проходит скучно, чуть ли не официально. Даже почти стыдно перед гостями, перед семьёй, перед собой. Но в этот раз как будто сам Бог дул в наши паруса: весело, азартно, заботливо! Удалось абсолютно всё! И скороспелый шашлык, который у меня сроду не получался; и погода, несмотря на хмурые прогнозы синоптиков; и настроение, хотя было чем его испортить; и гости славные зашли, а ведь ещё накануне должны были уехать в город; и даже верхнее фа я взял несколько раз кряду, что мне не удавалось уже лет десять! Только жена иногда сурово хмурила брови, сердясь за растраченные деньги, но это лишь раздувало веселье – все понимали: напускное.

6

— Тридцать лет прошло с тех пор. Уж и отца в живых нет. А тот «Праздник двойки» помнится, как будто он был вчера.

Поначалу, я чувствовал себя неловко, тушевался. Потом махнул на всё рукой, взял гитару, запел, и полетела юная душа! Когда стало ясно, что вечер удался на славу, я даже немножко возгордился: смелая идея принадлежала отцу, но первопричина – я! Глупо, конечно, но то ж было тогда. Уже перед тем, как идти домой, отец произнёс, глядя в звёздное небо: «Жаль, что праздник двойки бывает только раз в жизни! Надо идти спать, а то карета обернётся тыквой…».

В дневники отец не заглядывал. Видел, что старались, а уж какие там оценки – дело десятое

Но всё-таки, догадался он, что я хотел его разыграть, и выдумал двойку или на самом деле поверил? Почему-то мне очень важно знать ответ на этот вопрос

Шантон-болтон.

Эту сказку дедушка в походе слышал когда солдатом был. Так он ее пересказывал.

В одной державе, на хуторе кичливый петух жил. Шантоном его звали. Большую птицу этот Шантон из себя строил. Всех обижал. Не только своих куриц — индюка под амбар загонял. Рабочие волы его опасались. Лошади и те побаивались. Всех пугал:

— Ку-ка-ре-ку! Вся власть в моем голосе. Захочу — раньше времени своей песней зарю зажгу и солнце подыму. Людей на ноги поставлю. Вас, волов-лошадей, до срока пахать-боронить заставлю.

Куда коням деться? А Шантон в ихнюю кормовую колоду с ногами залезает. Овес разгребает. В пищу мусорит. Терпят лошади.

И как не терпеть, когда у Шантона самая страшная острастка была:

— Захочу вот… Кури-ку-ку! Не запою завтра утром… И заря без меня не займется и солнышко не взойдет. В темноте будете жить… Кури-ку-ку!

Тут все к Шантону бросаются. Упрашивают. Ублажают его. Плачут:

— Пожалей нас, пожалуйста, Шантон Кукарекович. Не лишай солнца.

— Ну уж ладно, — скажет Шантон. — Так и быть, пропою. Велю завтра заре заниматься и солнышку всходить. А потом видно будет.

Услыхала эти слова залетная кукушка и прокуковала:

— Ку-ку! Кукарека ты завиральная! Кто тебе поверит?

Шантон на смутьянку кинулся. Да разве ее достанешь! Сидит она себе на дереве и про Шантона такое выкуковывает — прямо хоть под амбар залезай.

А индюк хитрый был. Подзадорил петуха:

— Шантон Кукарекович! Докажи им, что ты зажигатель зари и повелитель солнца. Не пой завтра. Пусть один денек в темноте посидят.

И пошел, пошел индюк петуха возвеличивать так, что у того голова закружилась. И он решил не петь.

Ночь минует, а он не поет. Заря занимается, а индюк Шантона подбадривает:

— Цыкни ты на зарю! Мигом сгаснет.

Шантон вылетел тогда из курятника навстречу заре и велит ей:

— Сгасни, ослушница! Не занимайся!

А она занимается — пуще горит. Солнце всходит. Глупый Шантон и на солнышко кинулся. Кшикает на него:

— Садись обратно!

А оно выше да ярче. Все ожило. Все радуются. Шантон со стыда под амбар забился.

А индюк только того и ждал. Перь-крылья распустил и на весь свет оповещает:

— Шантон-болтон! Было-боло-буль! Болтон-Шантон! Буль-буль-буль!

На этом и кончилась власть кичливого петуха.

Автор Евгений Андреевич Пермяк

Евгений Андреевич Пермяк

На все цвета радуги

Рассказы и сказки

1902–1982

Здравствуй!

Дорогой юный друг, с каждой новой книгой появляются у тебя новые знакомые. Найдёшь ты их и здесь. Разные это люди. Хорошие и не очень хорошие… такие, на которых ты, наверно, не захочешь походить. А вот кто какой – можно узнать, только прочитав книгу. Внимательно. Не торопясь. Потому что торопливый читатель и хорошего может принять за плохого.

В этой книжке много рассказов и сказок. Разных и всяких. Весёлые и грустные истории. О прилежных ребятах и лодырях. О мелких мелочах и больших делах. О счастливых увлечениях и печальных злоключениях… Всего не переберёшь, пока не прочтёшь. Для того и рассказы пишутся, чтобы их читать…

Одним словом, приглашаю тебя в мою новую книжку. Читай! Вдруг да ты узнаешь о том, что тебе захочется повторить, или наоборот. Начинать можешь с любого рассказа. С первого, с третьего, с двенадцатого. Каждый рассказ сам по себе, своей жизнью живёт, хотя и в одной обложке… Ну, да ты без меня разберёшься, что к чему, и решишь, кого брать тебе в свои знакомые, а кого нет… Буду очень рад, если моя книжка не заставит тебя скучать…

С уважением к тебе, мой самый главный друг. Без тебя ведь я, ну, как бы тебе сказать… Вообще, просто-напросто пишущий человек, а с тобой – читаемый, а это самое главное из самого главного в моей работе и жизни…

Желаю тебе здоровья, благополучия и хороших отметок.

Евг. Пермяк

1977 год

Пичугин мост

Надёжный человек

На первой парте и в первом классе сидел сын отважного лётчика-испытателя Андрюша Рудаков. Андрюша был крепким и смелым мальчиком. Он всегда защищал тех, кто послабее, и за это все в классе любили его

Он всегда защищал тех, кто послабее, и за это все в классе любили его.

Рядом с Андрюшей сидела маленькая худенькая девочка Ася. То, что она была маленькая и слабенькая, ещё можно было простить, но то, что Ася была труслива, – с этим Андрюша никак не мог примириться. Асю можно было испугать, сделав ей страшные глаза. Она боялась каждой встречной собачонки, убегала от гусей. Даже муравьи и те её страшили.

Очень неприятно было Андрюше сидеть на одной парте с такой трусихой, и он всячески старался избавиться от Аси. А её не пересаживали.

Однажды Андрюша принёс в стеклянной банке большого паука. Увидев страшилище, Ася побледнела и тут же перебежала на другую парту.

С этого и началось… Два дня Ася сидела одна, и учительница Анна Сергеевна будто не замечала этого, а на третий день она попросила Андрюшу остаться после уроков.

Андрюша сразу догадался, в чём дело, и, когда все ушли из класса, он, чувствуя себя виноватым, смущённо сказал учительнице:

– Я ведь не зря принёс паука. Я хотел приучить Асю ничего не бояться. А она опять испугалась.

– Что ж, верю тебе, – сказала Анна Сергеевна. – Кто как умеет, тот так и помогает расти своим товарищам, а я тебя позвала, чтобы рассказать одну маленькую историю.

Она усадила Андрюшу на его место за партой, а сама села рядом – на Асино.

– Много лет назад в этом же классе сидели мальчик и девочка. Сидели так же, как сейчас сидим мы. Мальчика звали Вовой, а девочку – Аней. Аня росла болезненным ребёнком, а Вова рос сильным и здоровым мальчуганом. Аня часто хворала, и Вове приходилось помогать ей учить уроки. Однажды Аня поранила гвоздём ногу. Да так поранила, что не могла приходить в школу: ни башмак нельзя было надеть, ни валенок. А шла уже вторая четверть. И как-то Вова пришёл к Ане и сказал: «Аня, я тебя буду возить в школу на саночках». Аня обрадовалась, но запротивилась: «Что ты, что ты, Вова! Это будет очень смешно! Над нами будет хохотать вся школа…» Но настойчивый Вова сказал: «Ну и пусть хохочут!» С этого дня Вова ежедневно привозил и отвозил на саночках Аню. Сначала ребята смеялись над ним, а потом сами стали помогать. К весне Аня поправилась и смогла вместе со всеми ребятами перейти в следующий класс. На этом я могу закончить рассказ, если тебе не захочется узнать, кем стали Вова и Аня.

…